ОДИНОКИЕ ВОИНЫ ДЕКАДАНСА
Группу «Агата Кристи» знают все. Последние годы она
стабильно прорывается во все хит-парады, бьет рекорды продаж своих записей,
устраивает триумфальные турне по стране и Европе. Причины такого успеха
многим непонятны; те же, кто торопится причислять “Агату” к коммерческой
попсе, просто не слышат ее текстов. А они, вкупе с музыкальной виртуозностью
братьев Самойловых, (заметим, что подчеркнутое внимание к мелодизму всегда
отличало свердловский рок-клуб) уже составляют некое особое явление в
сегодняшнем русском роке. И не только русском, поскольку даже лондонская
«Таймс» творчество «Агаты Кристи» оценивает, как «hot bed», что на местном
сленге означает «самое свежее, то, чего еще никто не видел».
«Свежесть» и «невиданность» этой группы, помимо ее своеобразного дендизма,
состоит в том, что ей удалось органично «скрестить» довольно доступный
современному слушателю звук и традицию поэтического декаданса с его изящными
образами и мистической проблематикой. Именно такое новое и оригинальное
воскрешение этой насильно прерванной в нашей стране литературной стихии и
снискало «Агате» невероятную популярность у людей, уставших от шлягеров
шоу-бизнеса, что низводят сегодня массовые вкусы до уровня бесконечных и
дешевых «алён». А сквозь «Агату Кристи», сквозь ее воинско-иронический
артистизм к современному российскому слушателю словно бы «просачиваются»
настроения «проклятых поэтов» — Уайльда,
Д'Аннунцио и
Гумилева,
Игоря
Северянина и Саши Черного. Показывая, в каком настоящем «упадке» (если
переводить “декаданс” буквально) находятся ныне те, кто страшно далек от
подобной эстетики, кто способен лишь жаловаться на “современность” или
нелепо подражать dancing generation, не умея заставить его лихо отплясывать,
например, под такое: «Новую кровь получила зима, и тебя она получит».
Несмотря на всю свою аполитичность, «Агата Кристи» психологически очень
чутка ко времени, что довольно сильно чувствуется в изменении ее настроений
от альбома к альбому. Первый (если не считать “Второго фронта” до-агатовской
группы ВИА РТФ УПИ), «Коварство и любовь», выпущенный в 1989 году, на фоне
«смелых разоблачений» и безбрежно-утомительного пафоса (в том числе и в
роке), как-то сразу удивил слушателей своей опереточной атмосферой. Многие
только потом поняли, что она-то и была главной в то время, а композиция «Viva
Kalman!», вскрывающая «вечную тему» клоуна и толпы, наилучшим образом
передавала суть эпохи, где уже непонятно, «то ли это смех, то ли это крах».
Но уже в следующем альбоме «Декаданс» (1991) комическое как-то резко
уступает место трагедийным интонациям, а игривая экспрессия сменяется
обращением к глубокому символизму. Неудивительно, что именно этот альбом, по
оценкам некоторых предвзятых, но влиятельных критиков, «уступает» остальным.
Он действительно не стал таким популярным, как предыдущий и последующие.
Видимо, музыканты здесь все же переоценили интеллектуальные способности
своих поклонников, полагая, что они легко поймут, например, совершенно
гностическую песню, герой которой был рыбой, змеей и птицей, но «не увидел
никого» и понял, что «нет Его и не было», если искать Его где-то вне самого
себя. Или — «Эпидемию», повествующую о том, как «зарос бурьяном пышный
прежде сад», как «блекнет злато икон старинных», как уже выходят на охоту
вампиры, «и только старый сторож пьяный, забыв про все, орет упрямо» о
Тайне... Не говоря уже о песенках про картавую барышню, чей муж — Сатана,
или о том, как несчастные «гои сидят и слушают Стинга» — ясно, что само
прикосновение к этим темам, будь оно сколь угодно стебным, никак не
вмещалось в «законы массовой популярности»...
Зато следующий альбом «Позорная звезда» (1993) сразу же поставил «Агату» в
центр внимания меломанов. Энергичные, агрессивные ритмы, сочная мелодия и
воинско-любовная лирика легко «вошли в резонанс» со стилем нового поколения
— жестким, но романтичным. И хотя «мы упали, и летим, и летим», а «знамена
нашей армии еще дрожат за горизонтом» — мы уже знаем, что «нас родила
звезда», что мы — «одинокие воины», чьи «мечты — это розы и шипы», чья жизнь
— постоянная «атака». Трагическое поколение «укравших приют на последней
черте», оно уже «ступило на путь от люови до войны», хотя порой чисто
по-тантрически воспринимает их как одно и то же... Пожалуй, песня с
интересным названием «Джиги» (надо полагать, это клич вроде «Банзай!») с
наибольшей силой передает эту героическую эстетику — любви к обреченности,
но странной, «назло врагам», уверенности в этой любви.
И, наконец, последний, вышедший в этом году альбом «Опиум» выглядит
совершенно экзистенциалистским, он весь пронизан ощущением какой-то
невероятной «неподлинности» происходящего, что опять же вполне гармонирует с
«духом времени», а точнее — нынешнего безвременья. Лирический герой альбома
— мятущийся человек середины 90-х, разрываемый печалью по «плывущей крыше» и
попыткой быть «оптимистом» — в мире, где последнее уже воспринимается как
некая «вычурная поза». Поняв, что ему «ничего не изменить», он уходит в свой
«опиум» — музыку, которая уносит его то «в самые верха», то в мрачную
«Трансильванию», а то и в «Сказочную тайгу», к памятной с детства
киноромантике... (Кстати, эта последняя песня, судя по ее большому успеху,
действительно задела в слушателях какие-то нежно-ностальгические струны). Но
этот «уход» вовсе не значит, что герой «опускает руки», «сдается»,
«смиряется с безнадежностью» — как показалось некоторым критикам. Напротив,
это совершенно необходимая ступень на пути к потрясающим мистическим
открытиям. И «черный цвет», который отныне «обожает» герой, является
традиционным символом этого магического преображения.
Так, он уже видит, в каком предельном кризисе пребывает сегодня то, что по
инерции именуется «христианством». Этот кризис состоит в полной утрате им
своего главного эзотерического сокровища — Вечной любви, следы которой
«потерявшие» ее «монахи» напрасно «ищут по книгам». «Вечная Любовь» — одна
из центральных композиций альбома - прекрасно демонстрирует сущность
современной апостасии, когда даже «римский папа» не может найти «знамения»,
и все, что ему остается — это «рыдать», «проклинать ислам» и скорбно нести
дальше свое “слепое знамя дураков”. Впрочем, может быть, в это никому не
нужное «слепое знамя дураков» и превратилась ныне сама Вечная Любовь?..
Лучшая песня альбома — «Ни там, ни тут» — словно бы подводит итог духовным
исканиям героя, родившегося в то время, когда окончательно сорваны все
«общепризнанные» перегородки между «ангельским» и «дьявольским». (Ну, к
примеру, скажите-ка, кто сегодня «светлее» — «национал-сатанист» Паук, или
увешанные крестами «благонравные» попсовики?) И герой «Опиума» делает свой
глубокий выбор именно отказом от выбора предлагаемого — между «ангелами» и
«дьяволами», которые попеременно то «по небу летят», то «в канаве ползут».
Иными словами, он вообще отрицает порабощающую, ложную двойственность этого
мира, выходя (и выводя своих слушателей) в некое иное измерение, по ту
сторону здешней «тоски без начала». Эта тоска — диктат конформистской
обыденности, который «Агата» со своим пост-панковским сарказмом еще в первом
альбоме изобразила как «праздник семьи» — мама, как всегда, «на кухне»,
сестра, как обычно, «давит прыщи», дедушка, как положено, «до сих пор бомбит
Берлин»...
Герой «Агаты Кристи», по точному замечанию Юлии Юрченко из питерской
музыкальной газеты «Ниоткуда», носит «довольно циничную маску, под которой
скрывается чуткая, но израненная душа». Кто знает, может быть, сегодня это
единственная «маска», способная уберечь такую душу? Или так было всегда, и
прав декадент старшего поколения Максимилиан Волошин: «полноценный герой
обладает глубокой религиозностью и презрением к человечеству»? Как бы то ни
было, очевидно, что «Агата Кристи» представляет собой сложное и
неоднозначное явление декаданса уже нового поколения — очередного «fin de
siecle», нынешнего «конца века». Чем, какими бурями, каким миром он
разрешится — пока неведомо. Но главное — он уже начался, и только пугливый
фарисей может прятаться от него за ширмой своих вчерашних
культур-стандартов. Новый декаданс, появляющийся сегодня в России,
существенно отличается как от прежнего, так и от мути современных салонных
эпигонов. И его пока еще «одинокие воины» уже «смотрят на жизнь глазами
волка», они «не будут медленно умирать» и абсолютно уверены, что «самое
крутое — впереди»:
Мы сядем в белый пароход
И поплывем наоборот
И в неизведанной земле
Увидим Ницше на коне...
Вадим Штепа декабрь 1995.
